Проповедь о проповеди

Писание
привычно умножает слова для усиления смысла и словно
возводит их для этого в квадрат. Есть небеса, а есть
небеса небес. Есть смерть, а есть «смертью
умрешь». Есть Святое, и есть Святое Святых. Есть
еще «проклятием ты проклят»,
«умножая, умножу» и многое другое. В мире
бизнеса есть подобное удвоение. Есть не только продажи,
но и «продажи продаж», т.н.
«франчайзинг». У нас назрела необходимость
в проповеди о проповеди. Она должна быть
направлена на самих проповедников, чтобы разбудить,
взбодрить и научить.

В этом нети ничего странного. Есть ведь учителя, то есть
те, кто учит детей и взрослых. Но есть и учителя учителей,
т.е. те, кто учит учителей. Для студентов есть профессора.
Для профессоров – академики. Есть лестница вверх по
мере усложнения задач. Один режиссер снимает фильм для
массы потребителей. Другой – для некоторых
режиссеров. Одним словом, это – стандартное явление
в мире людей, и нам нужна проповедь о проповеди, и
проповедь для проповедников.

Им нужна, к примеру, хорошая память. Ее нужно
разрабатывать. Когда-то были мастера-чтецы или
декламаторы. Они могли перед аудиторией наизусть читать
огромные куски художественной прозы, и, поверьте, на
выступлении такого мастера полет мухи слышно было. Почему
бы и нам не тренировать память на лучших образцах хорошей
литературы?

Еще есть ораторское искусство. Найти тему, развить ее и
донести до слушателя – задача такого искусства. Этим
надо заниматься. Демосфен с камешками во рту и Цицерон над
речью в свете масляной лампы – наши хорошие
товарищи.

Гомилетика – наука о произнесении проповедей –
у нас существует. Но существует по остаточному принципу,
как культура – в Советском Союзе. Кое-что есть?
– Этого хватит. А в это время реклама проповедует,
сатирики и комики говорят без отдыха (все упорно
тренируются, надо сказать), политики «толкают»
спичи, кино и музыка тоже занимаются своеобразной
проповедью. Можно ли молчать в это говорливое время?
Навряд. Но священники сомневаются в своих возможностях.
Они не уверены, получится ли у них. Еще им совесть
связывает язык (самый благочестивый и опасный враг
проповедника). Еще они боятся осуждения коллег, зависти,
неодобрения начальников. Поэтому многие служат так, как
служил отец Иоанна Предтечи после зачатия сына –
молча. Открывают рот только для возгласов и объявления
служб на следующую седмицу.

Или этой практике придет конец, или нам всем придет конец,
что сказано не для красного словца, а по истине.

Говорение это творчество, и говорение это Таинство.
Говорение открывает тайники и обнаруживает скрытое во
мраке. (Вот почему коллеги могут осуждать, и начальники
могут быть недовольны сказанным). Говорение это
предоставление возможности Богу действовать здесь и
сейчас. В бессловесном мире Бог действует грозами и
бурями, потопами и землетрясениями. А в нравственном мире
Бог меняет людей посредством слова.

Мы, священники, должны были бы часто собираться для того,
чтобы поделиться опытом успехов и поражений, поделиться
темами, поднятыми в приходах, ободрить и окрылить друг
друга. Это так же естественно, как семинары врачей и
собрания педагогических коллективов. Дело за малым –
перевести желаемое в сферу действительного. Когда нужное
слово сказано, то полдела уже сделано. Вот я сейчас пишу
эти строки, и если их кто-то прочтет, то процесс не сможет
не запуститься. Пусть меньше, чем нужно и хуже, чем
хочется, но он начнется. Таково свойство сказанного слова.

Павлу неоднократно являлся Господь Иисус и велел не
бояться и не умолкать. Петр и Иоанн, после битья по слову
архиерея, отказались молчать о Воскресшем Христе. Исайя
велел не умолкать всем, говорящим о Господе. Иезекииль по
слову Божию даже сухим костям проповедовал, и это слово не
было без плода. Иеремия хотел было, но не смог сдержаться
и давал выход словам, горевшим в груди его, как огонь в
хворосте. Всюду делу сопутствовало слово, дело рождалось
словом и слово меняло жизнь.

Нужны группы для изучения Писания и святоотеческой
письменности. Саму письменность эту надо осознанно
разделять на аскетическую, догматическую и нравственную.
Эти области не стоит смешивать, чтобы знать, что и для
чего читать; что и кому проповедовать. Группы ревнителей
христианского образования нужны. Группы любителей Слова.
Группы общения единомышленников. Все это нужно весьма и
весьма, и если кто должен чувствовать в этом нужду, то
священник – первый. Не всю же жизнь быть
требоисполнителем, и оплачивать «тихое и безмолвное
житие» невежеством паствы.

Для стимула можно пойти священнику на репетицию любого
театра. Сколько труда интеллектуального, и эмоционального,
и физического нужно затратить актеру, чтобы сказать
что-то людям со сцены!

А еще можно пойти на тренировку спортсмена-олимпийца.
Сколько пота нужно пролить, сколько всякой ненормативной
всячины от тренера выслушать, чтобы в конце концов с
медалью на груди заплакать на пьедестале под звуки гимна!
И так – везде. Так можно ли нам, не для страны, а
для Господа, и не на сцене, а на амвоне трудясь,
добиваться успеха без соответствующих затрат нравственных,
умственных и физических? Вопрос риторический, и ответ
«можно» даже поросенок бы не произнес, если бы
разговаривать сумел.

Так давайте же засядем за книги, и обменяемся книгами.
Давайте будем делать выписки из прочитанного и доверять
бумаге яркие мысли, время от времени посещающие всех людей
без исключения (!). Давайте разлепим рот, залепленный чем
попало, только не страхом Божиим, и начнем говорить с
людьми: до службы, в средине службы, после службы, за
пределами службы. Со временем из всего этого могут
родиться школы проповедников и катехизаторов, столь
необходимые жаждущим душам.

Дары ведь имеют свойство умножаться, как только,
принесенные нами, попадают в руки Христа. Не верите
– прочтите еще раз об умножении хлебов. Сколько еды
было, и сколько людей наелось! Рыб так бы и осталось две,
а хлебов – пять, если все это лежало в сумке у
апостолов или того мальчика, о котором в тексте упомянуто.
Но принесли Христу и – накормили тысячи. Мы же часто
вообще никого не кормим, потому что семинарские и
академические знания храним в дипломах и значках, а людям
не несем все, что учили долгими годами. Вот оно и
плесневеет, а не умножается.

Простая арифметика. Сложите приблизительно в уме –
сколько часов лекций выслушивает за три-четыре года ученик
семинарии. А если еще и Академии? Получится страшенная
цифра. Теперь попробуйте сложить – сколько часов
проповедей произносит условно выбранный священник лет за
пять-семь служения? Получится, что в сравнении с
выслушанными поучениями за годы учебы, произнесенные
поучения в годы служения, это – наплакал кот. Вопрос
– зачем учился? Зачем таланты в землю зарыл и в
оборот не пускаешь? Не страшно, что ли?

Все ведь когда-то летали, все под ногами земли не
чувствовали. Духом пламенели, Господу служили. А потом
незаметно мохом обросли, крылья сложили, лишний вес
набрали, так что не взлетишь, стали усталыми скептиками и
внешне успокоились. Если это – норма, то мы –
не христиане. Нужно опять начинать летать. И полет этот
должен быть мысленным и словесным. Потом – все
остальное.

Это наше Святое Святых, чтобы нам смертью не умереть и не
быть проклятием проклятыми.